Экспертиза как социальный и политический институт: проблемы и перспективы

Возможности и противоречия экспертизы в социальной и политической жизни России. Современная экспертиза, обеспечивая потребности социума, политики и политиков в сценарных прогнозах, оптимизации решений, выработке той или иной стратегии, стала значимым социальным и политическим институтом. В этом качестве она может быть как основой разумной и социально ответственной политической практики, так и, что называется, «ученым советом при Чингисхане».

Сложность современного общества, многозначность ситуаций и их социальных смыслов, вариативность потенциальных решений, диверсификация мира политического и его познания — все это порождает немало оснований, причин и поводов для обращения управляющего класса, политиков к экспертам и вместе с тем создает почву для добросовестных расхождений во мнениях и оценках специалистов. Последнее обстоятельство, в свою очередь, содержит возможность использования экспертизы в лоббистских целях, маскировки соответствующих проектов под научно допустимые и потенциально эффективные.

Политику, управленцу приходится самому делать непростой выбор: имеет ли он дело с объективной экспертизой или со скрытым лоббизмом в пользу какой-либо группы интересов, навязывающим ему соответствующее решение или способ действий. Способность экспертизы- лоббизма к мимикрии столь велика, что она без труда принимает облик независимой экспертизы, формы инициативы снизу, требований общественности, движения и т.д.

Да и сами управленцы и политики, осознав возможности, вытекающие из разногласий специалистов, научились использовать расхождения и манипулировать экспертизой. Подчас они обращаются к экспертам не столько за адекватным советом, сколько за желаемым ответом, подкрепляющим позиции самих управленцев и политиков. Иногда последние ссылаются на авторитет науки и экспертов, не желая отказывать напрямую влиятельным силам, тем самым отводя от себя подозрения и удары и сохраняя лицо.

Нередко управленцы и политики организуют экспертизу, и не одну, чтобы отвлечь внимание своих оппонентов, дезориентировать их, заставить высказаться по навязанному кругу проблем, обнаружить свои мысли, цели, действуя тем временем совсем в другом направлении.

Во взаимодействии управленцев и политиков и экспертов инициатива и лидерство исторически принадлежали и принадлежат, несомненно, носителям власти. Они приглашают экспертов, распоряжаются результатами их работы. Усложнение социальной жизни, политики породило спрос на специалистов, которые способны не просто на «предсказание» того, что хочет услышать управляющий класс, а на гораздо большее — поиск оптимальных решений, выбор из нескольких практических вариантов одного, отвечающего ситуации, интересам и ожиданиям. Но и в этом случае заказчиком выступает субъект власти и политики (политик, партия, движение, фонд, ведомство, организация), определяющий цели экспертизы и критерии ожидаемого результата.

Существует несколько факторов, влияющих на характер экспертизы:

а) природа заказчика, его идеология и картина мира, которые, как правило, обусловливают особенности экспертизы, ее результаты и выводы. К примеру, Всемирный Банк или МВФ не закажут экспертизу, итогом которой станет предложение укрепить плановые начала и государственное регулирование в рыночной экономике;
б) требования закона, согласно которому ни одно значимое решение не может быть принято без правовых, финансово-экономических, экологических, санитарных и иных заключений. В итоге экспертиза становится звеном в процессе принятия управленческих и политических решений, миновать которое технически невозможно: решение власти, не подкрепленное требуемым по закону объемом экспертиз, можно оспорить политически и в судебном порядке. Иначе говоря, экспертиза становится элементом политической и правовой легитимации принимаемых решений. Следует, однако, напомнить, что отношение к закону существенно отличается в разных странах, а в России наличие закона и его исполнение — совершенно разные вещи;
в) степень независимости эксперта от институций и лиц, заинтересованных в объекте, предмете, содержании будущей экспертизы. Сегодня экспертиза становится способом создать себе имя, утвердиться как на рынке экспертных услуг, так и — задним числом — в роли научного авторитета, коим данный человек мог не быть даже отдаленно до его раскрутки как эксперта.

Поскольку экспертиза выступает источником и средством легитимации, в том числе психологической, основные политические, общественные институты и силы, кроме создания собственных экспертных структур, устанавливают стабильные связи с внешними «мозговыми центрами», консалтинговыми агентствами, аналитическими структурами и институтами. Причем не только с теми, кто способен дать серьезное объективное профессиональное заключение, но и со специалистами по пропагандистским кампаниям и политическому маневрированию. В этом же ряду и эксперты, политические установки которых известны и которые заведомо выступят за или против, а также персоналии, чье имя действует на избирателей, оппозицию, СМИ, «общественность в стране и за рубежом умиротворяюще либо как красная тряпка на быка^[1]» и т.п., оказываясь тем самым включенным в какую-либо политическую комбинацию или интригу.

Таким образом, в распоряжении управляющего класса, политиков имеются «банки экспертизы» на все случаи жизни. Такая полифония, граничащая с недобросовестностью, подрывает авторитет экспертизы, хотя обслуживать текущие интересы и краткосрочные цели политиков вполне в состоянии^[2]. Естественно, это меняет ценностные ориентиры и критерии экспертизы в сторону понижения их уровня и не стимулирует экспертов оставаться на уровне науки.

Чтобы исследователь даже мирового класса стал серьезной величиной в политике и, соответственно, источником надежной политической легитимации, эксперта из него, в частности в России, приходится создавать специально, раскручивать, превращая его имя в своего рода марку независимо от былых достижений и провалов. Ученый специалист высокого уровня может хорошо разбираться в проблеме и предлагать неплохие решения, однако источником политической и психологической легитимации может быть только эксперт-«поп-звезда», известный массовой телевизионной и широкой политической аудитории^[3].

Для России, где сегодня в депутаты Госдумы могут быть избраны актеры, телеведущие, журналисты, спортсмены, певцы, родственники политиков и т.д., это характерно, пожалуй, больше, чем для какой бы то ни было другой страны.

Такое положение объективно влечет интегрирование экспертов в политические структуры, превращение специалиста в исполнителя, винтика в механизме, обслуживающем интересы заказчика или начальника. В этом качестве эксперт ценится намного меньше, нежели независимые специалисты. Тем более что российские исторические традиции, практика авторитарно-бюрократического управления побуждают отечественных политиков именно к такому отношению к экспертам, встроенным во всевозможные вертикали, структуры и механизмы.

Под воздействием политики и государства складывается иерархия экспертов и экспертиз, имеющая бюрократическую природу с жестко отстаиваемыми монопольными позициями отдельных лиц и групп, ведомственных и независимых центров и институтов^[4]. Места в этой пирамиде распределяются не столько в соответствии с научными заслугами экспертов, сколько по уровню принятия решений, которые он обслуживает^[5]. В результате «сегодня эксперта-ученого и специалиста все больше вытесняет эксперт по должности, т.е. фактически чиновник. Сознавая свою уязвимость, он стремится компенсировать дефицит научных и иных творческих заслуг званиями и степенями, за которыми устремляется в науку»^[6].

Как справедливо замечает Н. Косолапов, масштабы и характер этого процесса таковы, что существует угроза опасных мутаций и в науке, и в экспертизе, и в политике. Уровень докторских диссертаций, защищаемых политиками и чиновниками, значительно ниже, чем диссертации истинных ученых. Деньги, заплаченные за многие из этих диссертаций, нельзя вернуть, оставаясь в науке, следовательно, политика будет служить отчасти цели возврата затраченных средств. Степень же и ранг политика открывают путь в СМИ и к известности, что существенно облегчает публикацию работ вне всякой связи с их научной ценностью. При этом многие научные центры, известные лишь количеством, но не качеством публикаций, весьма удобны в роли солидных экспертных институтов^[7].

Положение экспертизы как социального и политического института было и остается в России сложным и противоречивым. Вполне квалифицированные экспертные разработки конца 1980-х и на протяжении 1990-х гг. наталкивались на жесткое, воинственное неприятие их потенциальными пользователями в высших слоях власти по той причине, что они противоречили проводившейся тогда линии и сужали возможности политического и бюрократического волюнтаризма. Это и понятно: в ситуации передела власти и собственности политики, чиновники, бизнесмены мыслят масштабами дней, недель, месяцев и не нуждаются в экспертных заключениях, охватывающих более длительную перспективу, если, конечно, случайно не вписываются в текущую конъюнктуру и интриги элиты.

Более того, в условиях их неуверенности в своих правах на собственность, власть, должность, а также стремления взять немедленно максимум возможного возрастает давление на экспертизу, принимая примитивно-прямолинейные формы вроде требования определенного вывода, и «чтобы там без всяких фокусов». В контексте, описываемом формулой «кто платит деньги, тот и заказывает музыку», разговоры о «независимости» аналитических структур и «мозговых центров» уже не могут вызывать даже улыбки.

Относительные политическая стабилизация, завершение начального этапа передела собственности и власти обусловливают появление людей, понимающих, что в социуме, политике и государственном управлении существует внутренняя логика, которую опасно игнорировать без всякой меры. Объективно роль экспертизы в обществе, в разных его сферах будет возрастать. Однако подлинные изменения к лучшему возможны тогда, когда заказчиками экспертизы будут не только власть, государство, политики или даже отдельные общественные организации, но прежде всего гражданское общество. Его в России практически нет. Для этого необходима последовательная демократизация общественной жизни и политической системы, что дало бы обществу более эффективные средства контроля над государством, властью, политикой бизнесом.

В современной России с заказом государства и бизнеса на науку и экспертизу дело обстоит плохо, общественный же заказ отсутствует вовсе. Между тем лишь наука и ее достижения могут противостоять некомпетентной, недобросовестной, заказной экспертизе, манипулированию ею. Российскому обществу, слабому, разрозненному, атомизи- рованному, еще предстоит дозреть до интеллектуальной самостоятельности по отношению к экспертизе.

Эта самостоятельность означает, что в обществе должно сформироваться осознанно критическое отношение к экспертизе, обусловленное пониманием необходимости собственного выбора и ответственности за него. Экспертиза во власти и политике должна оставаться лишь мнением специалистов, не более, а исторически несвойственная и навязанная ей функция легитимации решений власти и политических структур — «тирания экспертизы» — отброшена и забыта. Ибо институт экспертизы — часть гражданского общества, а не наоборот, и не вне его.

Институт экспертизы в России сталкивается и с другими трудностями. Генезис современного экспертного отечественного сообщества напрямую связан с долей ответственности советских академических институтов, ведомственных НИИ и аналитических центров за коллапс СССР. Определенная профессиональная несостоятельность последних генетически обусловила недостаточный уровень и современной экспертизы.

Экспертов, претендовавших на выработку идей и решений общегосударственного масштаба, в 1990-е гг. сменили комментаторы и полит- технологи, поглощенные игрой самолюбий и коммерческой конкуренцией. Отсутствие сверхзадачи, замена ее конъюнктурой лишили деятельность экспертов-аналитиков того интеллектуального и этического напряжения, без которого нельзя достичь значимых результатов, особенно в области внешней политики и безопасности. Не случайно столь слабыми и неоперациональными оказались программные документы по вопросам международной жизни и оборонной политики, которые периодически разрабатывали и утверждали Совет безопасности и другие государственные органы.

Созданные вместо прежних институциональных структур и научных коллективов небольшие институты и центры сегодня чаще всего лишены инфраструктуры, которая необходима для сбора и первичной обработки информации. В их рамках невозможно создать масштабные междисциплинарные группы, позволяющие генерировать новые крупные идеи. Поэтому нынешнее российское стратегическое сообщество состоит главным образом из способных, а порой и весьма ярких личностей, которые примерно также конкурентоспособны в международном масштабе, как талантливый ремесленник во времена промышленной революции^[8].

Постсоветское экспертно-аналитическое сообщество прочно срослось со СМИ, особенно электронными, в результате грань между экспертом и телекомментатором стала зыбкой. И рядовые граждане, и элиты признают экспертами только тех, кто регулярно появляется на экранах телевизоров или на страницах глянцевых журналов и газет. Исследователь же, лишенный доступа к массмедиа, автоматически «теряет» право считаться экспертом. Несколько упрощая, можно сказать, что рамки нынешнего экспертного сообщества в области политики очертили в начале 1990-х гг. часто появлявшиеся на экране ведущие программ «Взгляд», «Итоги» и т.п.^[9]. Современные шумные телевизионные ток-шоу на социальные, политические, экономические темы лишь продолжают эту линию. В этом значении экспертиза, аналитика оказываются разновидностью шоу-бизнеса, чем-то средним между рекламой и пропагандой.

Слишком тесное взаимодействие с телевидением скорее отрицательно сказывается на состоянии экспертизы. Телевидение по своей природе заведомо избегает глубины, обстоятельности, сложности. Для него зрелищность, быстрота реакции, эпатаж важнее, чем адекватность и корректность анализа. Погружение в мир массмедиа невольно превращает экспертов в разновидность специалистов по пиару. Причем это лишь в лучшем случае политический пиар, часто же дело сводится к медийному сопровождению интересов бизнеса, особенно олигархических групп, и манипулированию общественным сознанием.

Пожалуй, можно говорить об обратной корреляции между частотой появления эксперта на телеэкране, с одной стороны, и глубиной, адекватностью его анализа — с другой. Подлинно компетентные и коммерчески успешные специалисты остаются в тени, профессионально же слабые компенсируют этот недостаток активной эксплуатацией мади- аресурса. В 1990-е гг. легкий доступ к телевидению был открыт прежде всего для представителей либерально-демократических кругов. Нежелательным для них побочным результатом стало появление более глубокой и менее конъюнктурной рефлексии в правоконсервативной части экспертного сообщества^[10].

Некоторые перспективные направления институциональной перестройки экспертного сообщества. Маловероятно, чтобы на основе академических структур в их традиционном виде и тем более телевизионного «политбомонда» возникли эффективные экспертные организации, генерирующие новые идеи и оригинальные интеллектуальные продукты. Университетские и академические центры вынуждены будут принципиально перестроить свою деятельность, чтобы отвечать потребностям времени. Из десятков небольших центров, возникших на рубеже веков, выживут те, которые наладили удовлетворительное взаимодействие с государственными органами и влиятельными политическими силами.

Этим, понятно, институциональная перестройка экспертного сообщества не ограничится. Новые экспертные организации будут возникать на нестандартной основе и в оригинальных формах.

В частности, эффективным направлением организации профессионального экспертного знания в области политики являются проектные сети — управление экспертными ресурсами и вид сотрудничества в области политической экспертизы, основанные на горизонтальном взаимодействии между несколькими партнерскими организациями, принадлежащими к различным уровням социальной организации (от субнационального до трансрегионального).

Несмотря на все отличия участников сетевых отношений, ключевыми элементами сетевой экспертной деятельности можно считать:

— создание площадок для коммуникации с ключевыми политическими игроками, что соответствует стремлению научных сообществ приобрести качества, необходимые для общественной экспертизы актуальных проблем;
—разработка инструментария и методологии для решения практических проблем;
— генерирование и распространение идей, их защита в ходе публичного обсуждения;
— сервисные (контрактные) услуги по заказам власти, политических сил и бизнеса;
— повышение роли неправительственного сектора в общественных дискуссиях;
— выработка рекомендаций, облегчающих стабильное и устойчивое развитие общества^[11].

Влияние экспертизы на политический процесс может быть рассмотрено и в контексте концепции «политического трансферта» — передачи знаний о возможности использования политических, административных и организационных приемов, техник и практик, зародившихся в одной политической среде, в других средах.

Объектами передачи могут быть политические идеи, практики, нормы, образы мира, распространяемые посредством, например, моделей управления, менеджмента международных программ, волонтерства, меценатства, цивилизованного партнерства между организациями и властью, образовательных проектов, туризма, народной дипломатии, побратимских отношений, Интернета и т.д.

Идея «трансферта знаний» предполагает допустимость внешнего стимулирования процессов, происходящих внутри России — своего рода проекцию внешней среды на внутрироссийские региональные пространства.

Вместе с тем очевидно, что зарубежный опыт и практики неизбежно должны быть адаптированы к российской социокультурной среде. Внешний толчок важен в тех случаях, когда внутренняя среда не обладает критическим организационным и финансовым потенциалом для структурных изменений. Этот процесс включает ряд этапов — выделение региональных лидеров, готовых к восприятию импульса извне; формирование сети партнеров, специализирующихся на той же проблематике; проведение интеллектуальных форумов; расширение проблемного поля в процессе сетевого взаимодействия, в результате чего из одной сети обычно возникает несколько других.

Среди трудностей, возникающих при «трансферте знаний» в России:

— доминирование субъективности, эмоций, медиапрезентаций в политическом дискурсе;
— замкнутость научных сообществ на себя и соответственно недостаточная приспособленность их аналитического продукта к массовому информационному пространству;
— разрыв между экспертами и политиками, принимающими решения;
— предубеждения и подозрительность в экспертной среде (разумеется, не во всей) к внешней помощи, проистекающие из плохого знания дела, а также из того, что страны, не имеющие сильных неправительственных структур, чувствуют себя не столько субъектами сотрудничества, сколько «объектами деятельности»;
— борьба экспертных организаций за приоритетное, если не эксклюзивное, обслуживание власти, что способно привести к воспроизводству в академическом сообществе иерархии, свойственной политическим и управленческим структурам, а также к маргинализации негосударственных экспертных организаций^[12].

Важная роль в институциональной перестройке экспертного сообщества принадлежит Интернету, кардинально преобразовавшему доступ к информационным ресурсам и позволившим публично выражать свои взгляды и идеи. Сеть ломает традиционную иерархию экспертных авторитетов и выстраивает новую. Вполне перспективные экспертные сообщества способны сложиться и уже сложились на базе интернет- форумов, достигших высокой степени самоорганизации и объединяющих компетентных и эрудированных любителей и профессиональных аналитиков.

И, наконец, экспертиза претерпевает глубинные изменения на стадии представления ее результатов. Процессы, идущие в разных областях политики, бизнеса, культуры, заметно ускоряются, что требует и от экспертов более быстрой реакции. В идеале она стремится к тому, чтобы стать максимально оперативной и транслироваться в режиме реального времени. При этом тексты придется выдавать все чаще, и они должны становиться все лаконичнее. Очевидно, дело идет к тому, что будут сокращаться число и объем издаваемых монографий экспертов, зато возрастет значение докладов (как разовых, так и регулярных), размещаемых преимущественно в Интернете. Доминирующей же формой работы эксперта вполне способен стать оперативный комментарий в Сети и других электронных СМИ^[13].

Несомненно, будет развиваться и международное сотрудничество экспертных сообществ, сценарии которого будут зависеть как от общего состояния социальной и политической жизни, так и интеллекта и возможностей самих экспертных сообществ.

[1] Косолапов И. Политика, экспертиза, общество: узлы взаимозависимости // Pro etContra. 2003. Т. 8, № 2. С. 24. См. также с. 22—23.
[2] См. там же. С. 24.
[3] См. там же. С. 24—25.
[4] Мы оставляем в стороне большой вопрос о том, что за этими монопольными позициями стоят не только авторитет и почет, но прежде всего большие деньги. Не отрицаятого, что часть их идет на действительно серьезные исследования и разработки, отметим, что в условиях России значительная их (исследований) часть является средствомперераспределения бюджетных денег. При этом заказчики из числа политиков и высшихчиновников, начиная с депутатов Госдумы и министров, имеют свою, и весьма существенную долю в этом перераспределении — в виде получения денег за мнимое участиево временных творческих коллективах или элементарного «отката» за подпись на договоре. Это тема отдельного разговора.
[5] См.: Косолапов Н. Политика, экспертиза, общество: узлы взаимозависимости //Pro et Contra. 2003. Т. 8, № 2. С. 27.
[6] Там же. С. 27.
[7] См. там же.
[8] См.: Пухов Р., Макиенко К. Центр анализа стратегий и технологий // Pro et Contra.2003. Т. 8, № 2. С. 108—109.
[9] См. там же. С. 109.
[10] См.: Пухов Р, Макиенко К. Центр анализа стратегий и технологий // Pro et Contra.2003. Т. 8, № 2. С. 108—109.
[11] См.: Макарычев А. Проектные сети, трансферт знаний и идея обучающегося региона // Pro et Contra. 2003. Т. 8, № 2. С. 37—38.
[12] См.: Макарычев А. Проектные сети, трансферт знаний и идея обучающегося региона // Pro et Contra. 2003. Т. 8, № 2. С. 40—43.
[13] См.: Пухов Р, Макиенко К. Центр анализа стратегий и технологий // Pro et Contra.2003. Т. 8, №2. С. 110.