Главная Философия
ИСТОРИЯ И ФИЛОСОФИЯ НАУКИ
|
|
||||||
Экспертиза как социальный и политический институт: проблемы и перспективыВозможности и противоречия экспертизы в социальной и политической жизни России. Современная экспертиза, обеспечивая потребности социума, политики и политиков в сценарных прогнозах, оптимизации решений, выработке той или иной стратегии, стала значимым социальным и политическим институтом. В этом качестве она может быть как основой разумной и социально ответственной политической практики, так и, что называется, «ученым советом при Чингисхане». Сложность современного общества, многозначность ситуаций и их социальных смыслов, вариативность потенциальных решений, диверсификация мира политического и его познания — все это порождает немало оснований, причин и поводов для обращения управляющего класса, политиков к экспертам и вместе с тем создает почву для добросовестных расхождений во мнениях и оценках специалистов. Последнее обстоятельство, в свою очередь, содержит возможность использования экспертизы в лоббистских целях, маскировки соответствующих проектов под научно допустимые и потенциально эффективные. Политику, управленцу приходится самому делать непростой выбор: имеет ли он дело с объективной экспертизой или со скрытым лоббизмом в пользу какой-либо группы интересов, навязывающим ему соответствующее решение или способ действий. Способность экспертизы- лоббизма к мимикрии столь велика, что она без труда принимает облик независимой экспертизы, формы инициативы снизу, требований общественности, движения и т.д. Да и сами управленцы и политики, осознав возможности, вытекающие из разногласий специалистов, научились использовать расхождения и манипулировать экспертизой. Подчас они обращаются к экспертам не столько за адекватным советом, сколько за желаемым ответом, подкрепляющим позиции самих управленцев и политиков. Иногда последние ссылаются на авторитет науки и экспертов, не желая отказывать напрямую влиятельным силам, тем самым отводя от себя подозрения и удары и сохраняя лицо. Нередко управленцы и политики организуют экспертизу, и не одну, чтобы отвлечь внимание своих оппонентов, дезориентировать их, заставить высказаться по навязанному кругу проблем, обнаружить свои мысли, цели, действуя тем временем совсем в другом направлении. Во взаимодействии управленцев и политиков и экспертов инициатива и лидерство исторически принадлежали и принадлежат, несомненно, носителям власти. Они приглашают экспертов, распоряжаются результатами их работы. Усложнение социальной жизни, политики породило спрос на специалистов, которые способны не просто на «предсказание» того, что хочет услышать управляющий класс, а на гораздо большее — поиск оптимальных решений, выбор из нескольких практических вариантов одного, отвечающего ситуации, интересам и ожиданиям. Но и в этом случае заказчиком выступает субъект власти и политики (политик, партия, движение, фонд, ведомство, организация), определяющий цели экспертизы и критерии ожидаемого результата. Существует несколько факторов, влияющих на характер экспертизы:
Поскольку экспертиза выступает источником и средством легитимации, в том числе психологической, основные политические, общественные институты и силы, кроме создания собственных экспертных структур, устанавливают стабильные связи с внешними «мозговыми центрами», консалтинговыми агентствами, аналитическими структурами и институтами. Причем не только с теми, кто способен дать серьезное объективное профессиональное заключение, но и со специалистами по пропагандистским кампаниям и политическому маневрированию. В этом же ряду и эксперты, политические установки которых известны и которые заведомо выступят за или против, а также персоналии, чье имя действует на избирателей, оппозицию, СМИ, «общественность в стране и за рубежом умиротворяюще либо как красная тряпка на быка[1]» и т.п., оказываясь тем самым включенным в какую-либо политическую комбинацию или интригу. Таким образом, в распоряжении управляющего класса, политиков имеются «банки экспертизы» на все случаи жизни. Такая полифония, граничащая с недобросовестностью, подрывает авторитет экспертизы, хотя обслуживать текущие интересы и краткосрочные цели политиков вполне в состоянии[2]. Естественно, это меняет ценностные ориентиры и критерии экспертизы в сторону понижения их уровня и не стимулирует экспертов оставаться на уровне науки. Чтобы исследователь даже мирового класса стал серьезной величиной в политике и, соответственно, источником надежной политической легитимации, эксперта из него, в частности в России, приходится создавать специально, раскручивать, превращая его имя в своего рода марку независимо от былых достижений и провалов. Ученый специалист высокого уровня может хорошо разбираться в проблеме и предлагать неплохие решения, однако источником политической и психологической легитимации может быть только эксперт-«поп-звезда», известный массовой телевизионной и широкой политической аудитории[3]. Для России, где сегодня в депутаты Госдумы могут быть избраны актеры, телеведущие, журналисты, спортсмены, певцы, родственники политиков и т.д., это характерно, пожалуй, больше, чем для какой бы то ни было другой страны. Такое положение объективно влечет интегрирование экспертов в политические структуры, превращение специалиста в исполнителя, винтика в механизме, обслуживающем интересы заказчика или начальника. В этом качестве эксперт ценится намного меньше, нежели независимые специалисты. Тем более что российские исторические традиции, практика авторитарно-бюрократического управления побуждают отечественных политиков именно к такому отношению к экспертам, встроенным во всевозможные вертикали, структуры и механизмы. Под воздействием политики и государства складывается иерархия экспертов и экспертиз, имеющая бюрократическую природу с жестко отстаиваемыми монопольными позициями отдельных лиц и групп, ведомственных и независимых центров и институтов[4]. Места в этой пирамиде распределяются не столько в соответствии с научными заслугами экспертов, сколько по уровню принятия решений, которые он обслуживает[5]. В результате «сегодня эксперта-ученого и специалиста все больше вытесняет эксперт по должности, т.е. фактически чиновник. Сознавая свою уязвимость, он стремится компенсировать дефицит научных и иных творческих заслуг званиями и степенями, за которыми устремляется в науку»[6]. Как справедливо замечает Н. Косолапов, масштабы и характер этого процесса таковы, что существует угроза опасных мутаций и в науке, и в экспертизе, и в политике. Уровень докторских диссертаций, защищаемых политиками и чиновниками, значительно ниже, чем диссертации истинных ученых. Деньги, заплаченные за многие из этих диссертаций, нельзя вернуть, оставаясь в науке, следовательно, политика будет служить отчасти цели возврата затраченных средств. Степень же и ранг политика открывают путь в СМИ и к известности, что существенно облегчает публикацию работ вне всякой связи с их научной ценностью. При этом многие научные центры, известные лишь количеством, но не качеством публикаций, весьма удобны в роли солидных экспертных институтов[7]. Положение экспертизы как социального и политического института было и остается в России сложным и противоречивым. Вполне квалифицированные экспертные разработки конца 1980-х и на протяжении 1990-х гг. наталкивались на жесткое, воинственное неприятие их потенциальными пользователями в высших слоях власти по той причине, что они противоречили проводившейся тогда линии и сужали возможности политического и бюрократического волюнтаризма. Это и понятно: в ситуации передела власти и собственности политики, чиновники, бизнесмены мыслят масштабами дней, недель, месяцев и не нуждаются в экспертных заключениях, охватывающих более длительную перспективу, если, конечно, случайно не вписываются в текущую конъюнктуру и интриги элиты. Более того, в условиях их неуверенности в своих правах на собственность, власть, должность, а также стремления взять немедленно максимум возможного возрастает давление на экспертизу, принимая примитивно-прямолинейные формы вроде требования определенного вывода, и «чтобы там без всяких фокусов». В контексте, описываемом формулой «кто платит деньги, тот и заказывает музыку», разговоры о «независимости» аналитических структур и «мозговых центров» уже не могут вызывать даже улыбки. Относительные политическая стабилизация, завершение начального этапа передела собственности и власти обусловливают появление людей, понимающих, что в социуме, политике и государственном управлении существует внутренняя логика, которую опасно игнорировать без всякой меры. Объективно роль экспертизы в обществе, в разных его сферах будет возрастать. Однако подлинные изменения к лучшему возможны тогда, когда заказчиками экспертизы будут не только власть, государство, политики или даже отдельные общественные организации, но прежде всего гражданское общество. Его в России практически нет. Для этого необходима последовательная демократизация общественной жизни и политической системы, что дало бы обществу более эффективные средства контроля над государством, властью, политикой бизнесом. В современной России с заказом государства и бизнеса на науку и экспертизу дело обстоит плохо, общественный же заказ отсутствует вовсе. Между тем лишь наука и ее достижения могут противостоять некомпетентной, недобросовестной, заказной экспертизе, манипулированию ею. Российскому обществу, слабому, разрозненному, атомизи- рованному, еще предстоит дозреть до интеллектуальной самостоятельности по отношению к экспертизе. Эта самостоятельность означает, что в обществе должно сформироваться осознанно критическое отношение к экспертизе, обусловленное пониманием необходимости собственного выбора и ответственности за него. Экспертиза во власти и политике должна оставаться лишь мнением специалистов, не более, а исторически несвойственная и навязанная ей функция легитимации решений власти и политических структур — «тирания экспертизы» — отброшена и забыта. Ибо институт экспертизы — часть гражданского общества, а не наоборот, и не вне его. Институт экспертизы в России сталкивается и с другими трудностями. Генезис современного экспертного отечественного сообщества напрямую связан с долей ответственности советских академических институтов, ведомственных НИИ и аналитических центров за коллапс СССР. Определенная профессиональная несостоятельность последних генетически обусловила недостаточный уровень и современной экспертизы. Экспертов, претендовавших на выработку идей и решений общегосударственного масштаба, в 1990-е гг. сменили комментаторы и полит- технологи, поглощенные игрой самолюбий и коммерческой конкуренцией. Отсутствие сверхзадачи, замена ее конъюнктурой лишили деятельность экспертов-аналитиков того интеллектуального и этического напряжения, без которого нельзя достичь значимых результатов, особенно в области внешней политики и безопасности. Не случайно столь слабыми и неоперациональными оказались программные документы по вопросам международной жизни и оборонной политики, которые периодически разрабатывали и утверждали Совет безопасности и другие государственные органы. Созданные вместо прежних институциональных структур и научных коллективов небольшие институты и центры сегодня чаще всего лишены инфраструктуры, которая необходима для сбора и первичной обработки информации. В их рамках невозможно создать масштабные междисциплинарные группы, позволяющие генерировать новые крупные идеи. Поэтому нынешнее российское стратегическое сообщество состоит главным образом из способных, а порой и весьма ярких личностей, которые примерно также конкурентоспособны в международном масштабе, как талантливый ремесленник во времена промышленной революции[8]. Постсоветское экспертно-аналитическое сообщество прочно срослось со СМИ, особенно электронными, в результате грань между экспертом и телекомментатором стала зыбкой. И рядовые граждане, и элиты признают экспертами только тех, кто регулярно появляется на экранах телевизоров или на страницах глянцевых журналов и газет. Исследователь же, лишенный доступа к массмедиа, автоматически «теряет» право считаться экспертом. Несколько упрощая, можно сказать, что рамки нынешнего экспертного сообщества в области политики очертили в начале 1990-х гг. часто появлявшиеся на экране ведущие программ «Взгляд», «Итоги» и т.п.[9]. Современные шумные телевизионные ток-шоу на социальные, политические, экономические темы лишь продолжают эту линию. В этом значении экспертиза, аналитика оказываются разновидностью шоу-бизнеса, чем-то средним между рекламой и пропагандой. Слишком тесное взаимодействие с телевидением скорее отрицательно сказывается на состоянии экспертизы. Телевидение по своей природе заведомо избегает глубины, обстоятельности, сложности. Для него зрелищность, быстрота реакции, эпатаж важнее, чем адекватность и корректность анализа. Погружение в мир массмедиа невольно превращает экспертов в разновидность специалистов по пиару. Причем это лишь в лучшем случае политический пиар, часто же дело сводится к медийному сопровождению интересов бизнеса, особенно олигархических групп, и манипулированию общественным сознанием. Пожалуй, можно говорить об обратной корреляции между частотой появления эксперта на телеэкране, с одной стороны, и глубиной, адекватностью его анализа — с другой. Подлинно компетентные и коммерчески успешные специалисты остаются в тени, профессионально же слабые компенсируют этот недостаток активной эксплуатацией мади- аресурса. В 1990-е гг. легкий доступ к телевидению был открыт прежде всего для представителей либерально-демократических кругов. Нежелательным для них побочным результатом стало появление более глубокой и менее конъюнктурной рефлексии в правоконсервативной части экспертного сообщества[10]. Некоторые перспективные направления институциональной перестройки экспертного сообщества. Маловероятно, чтобы на основе академических структур в их традиционном виде и тем более телевизионного «политбомонда» возникли эффективные экспертные организации, генерирующие новые идеи и оригинальные интеллектуальные продукты. Университетские и академические центры вынуждены будут принципиально перестроить свою деятельность, чтобы отвечать потребностям времени. Из десятков небольших центров, возникших на рубеже веков, выживут те, которые наладили удовлетворительное взаимодействие с государственными органами и влиятельными политическими силами. Этим, понятно, институциональная перестройка экспертного сообщества не ограничится. Новые экспертные организации будут возникать на нестандартной основе и в оригинальных формах. В частности, эффективным направлением организации профессионального экспертного знания в области политики являются проектные сети — управление экспертными ресурсами и вид сотрудничества в области политической экспертизы, основанные на горизонтальном взаимодействии между несколькими партнерскими организациями, принадлежащими к различным уровням социальной организации (от субнационального до трансрегионального). Несмотря на все отличия участников сетевых отношений, ключевыми элементами сетевой экспертной деятельности можно считать:
Влияние экспертизы на политический процесс может быть рассмотрено и в контексте концепции «политического трансферта» — передачи знаний о возможности использования политических, административных и организационных приемов, техник и практик, зародившихся в одной политической среде, в других средах. Объектами передачи могут быть политические идеи, практики, нормы, образы мира, распространяемые посредством, например, моделей управления, менеджмента международных программ, волонтерства, меценатства, цивилизованного партнерства между организациями и властью, образовательных проектов, туризма, народной дипломатии, побратимских отношений, Интернета и т.д. Идея «трансферта знаний» предполагает допустимость внешнего стимулирования процессов, происходящих внутри России — своего рода проекцию внешней среды на внутрироссийские региональные пространства. Вместе с тем очевидно, что зарубежный опыт и практики неизбежно должны быть адаптированы к российской социокультурной среде. Внешний толчок важен в тех случаях, когда внутренняя среда не обладает критическим организационным и финансовым потенциалом для структурных изменений. Этот процесс включает ряд этапов — выделение региональных лидеров, готовых к восприятию импульса извне; формирование сети партнеров, специализирующихся на той же проблематике; проведение интеллектуальных форумов; расширение проблемного поля в процессе сетевого взаимодействия, в результате чего из одной сети обычно возникает несколько других. Среди трудностей, возникающих при «трансферте знаний» в России:
Важная роль в институциональной перестройке экспертного сообщества принадлежит Интернету, кардинально преобразовавшему доступ к информационным ресурсам и позволившим публично выражать свои взгляды и идеи. Сеть ломает традиционную иерархию экспертных авторитетов и выстраивает новую. Вполне перспективные экспертные сообщества способны сложиться и уже сложились на базе интернет- форумов, достигших высокой степени самоорганизации и объединяющих компетентных и эрудированных любителей и профессиональных аналитиков. И, наконец, экспертиза претерпевает глубинные изменения на стадии представления ее результатов. Процессы, идущие в разных областях политики, бизнеса, культуры, заметно ускоряются, что требует и от экспертов более быстрой реакции. В идеале она стремится к тому, чтобы стать максимально оперативной и транслироваться в режиме реального времени. При этом тексты придется выдавать все чаще, и они должны становиться все лаконичнее. Очевидно, дело идет к тому, что будут сокращаться число и объем издаваемых монографий экспертов, зато возрастет значение докладов (как разовых, так и регулярных), размещаемых преимущественно в Интернете. Доминирующей же формой работы эксперта вполне способен стать оперативный комментарий в Сети и других электронных СМИ[13]. Несомненно, будет развиваться и международное сотрудничество экспертных сообществ, сценарии которого будут зависеть как от общего состояния социальной и политической жизни, так и интеллекта и возможностей самих экспертных сообществ.
|
<< | СОДЕРЖАНИЕ | ПОСМОТРЕТЬ ОРИГИНАЛ | >> |
---|