Неигровой фольклор

Не менее богат и разнообразен детский неигровой фольклор, куда входят дразнилки, поддевки, прибаутки, песенки, скороговорки. Условно сюда же можно отнести небольшую группу присловий и приговорок, регулирующих отношения между детьми, т. е. в известной мере выполняющих «правовые» функции:

Мирись, мирись, мирись И больше не дерись,

А если будешь драться,

Я буду кусаться.

Мир! мир! мир!

Первое слово дороже второго.

Первый раз прощается,

Второй воспрещается.

За одним не гонка —

Поймаешь поросенка (Человек не пятитонка).

Промежуточное положение между игровым и неигровым фольклором занимают поддевки. Обычно это краткий диалог, в результате которого один из участников попадает впросак. Колоритное описание поддевок находим у Г. С. Виноградова:

Фетьчя, скажи: поп.

А че?

Ну, скажи: поп.

Поп.

Твой отец — клоп!

«В таких случаях обижаются редко. Здесь не так обидна вдруг ударившая фраза, как неприятен сам факт оказаться поддетым. Нужно выждать подходящий момент и ответить тем же»¹². Диалог мог сопровождаться действиями. Такова записанная в начале XX в. поддевка «Повторяй за мной»:

Лей, лей, не жалей,

Богом клянусь,

Что не рассержусь.

После этих слов инициатор забавы обливал водой своего «собеседника». В годы советской власти возникла следующая поддевка: юному ^{[1] [2]}

пионеру, недавно надевшему красный галстук, предлагалось сказать «гал». Повторив «гал», он получал удар по голове со словом «стук»¹. Как видим, общая схема оставалась устойчивой на протяжении длительного времени.

К традициям старого быта восходит обычай давать прозвища, высмеивать действительные или мнимые недостатки. Клички давались по месту жительства, по особенностям говора, по профессии и т. д. Вражда между жителями разных населенных пунктов или «концов» одной деревни нередко выливалась в прямые столкновения, кулачные бои. Негативные черты взрослого быта переходили в детский обиход. Одни дразнилки акцентировали внимание на особенностях внешности:

Косой бес Пошел в лес,

Срубил палку,

Убил галку^{[3] [4]}.

Рыжий, красный, конопатый Убил бабушку лопатой.

Другие высмеивали свойства характера и поведение:

Жадина-говядина,

Пустая шоколадина.

Ябеда-беда,

Тараканья еда.

Рева-корова,

Дай молока,

Сколько стоит?

Три рубля^[5].

Чаще же всего издевки и дразнилки исполнялись ради «красного словца», доставляя удовольствие декламатору:

Ванька (Петька, Васька, Колька и т. д.) дурак,

Курит табак,

Деньги (спички) ворует,

Дома не ночует^[6].

К любому из Петров могла быть отнесена старая дразнилка:

Петр Петров Сидит без дров,

Дров ни полена,

Нос по колена^[7].

Рифмованные прозвища к имени также ни в коей мере не отражали реальных качеств носителя данного имени. Для ребенка это был начальный этап погружения в мир неожиданных созвучий: Ленка-пенка, Галка-палка, Сергей (Андрей)-воробей, Федя-бредя, Мишка-шишка, Иван-болван, Николай-сиколай и пр. Многие дразнилки представляют собой естественное продолжение игры в созвучия:

Ленка-пенка, колбаса,

На веревочке оса.

Машка-дура В лес подула.

Сергей-воробей,

Не гоняй голубей:

Голуби боятся,

На крышу не садятся¹.

Как справедливо писал Г. С. Виноградов, «дети-стихотворцы и исполнители сообразуются с законами ритма и меры, подсказанными непосредственным чутьем»^{[8] [9]}. В таких песенках и речитациях отчетливо ощущается связь с обрядовыми корильными песнями, занимающими прочное место в народной смеховой культуре. Обижает не содержание, но особая язвительность тона. Задача участников процесса — найти достойный ответ. Причем искать его надо в той же художественной системе.

Обычай давать обидные клички и прозвища, нередко бранные, высмеивающие физические недостатки, дефекты внешности и пр., не изжит до настоящего времени. Это явление, безусловно, надо расценивать как отрицательное.

Разнообразные прибаутки, небылицы, нескладухи удовлетворяли потребность детей во внеигровом общении. То же можно сказать о большинстве скороговорок: «От топота копыт пыль по полю летит», «Шит колпак, перешит колпак не по-колпаковски», «Шла Саша по шоссе», «Карл у Клары украл кораллы». Или:

Вез корабль карамель,

Наскочил корабль на мель,

И матросы три недели Карамель на мели ели^[10].

Заметно, что многие тексты имеют литературное происхождение. Данный источник пополнения детского репертуара в последние годы приобретает все большее значение.

Введение массового обучения породило такое явление, как школьный фольклор. Появились произведения, отражающие как сам учебный процесс («Фита, ижица; хворостина к попке движется»; «Часть речи, которая упала с печи, ударилась об пол, называется “глагол”»), так и отношение к его участникам:

Гром гремит,

Земля трясется,

Ботанеза В класс несется¹.

Наряду с этим в детский обиход прочно вошли игры, основанные на развитии приобретенных знаний: угадывание слов по нескольким буквам; конструирование новых слов из одного или создание анаграмм; последовательное называние городов по последней букве предыдущего слова и т. д.

Широкое распространение грамотности привело к письменной фиксации фольклорных текстов и поставило под сомнение один из основополагающих признаков народного творчества — устность. Известны записи даже столь архаических жанров, как заговоры. Вместе с тем признак вариативности сохранился, что сближает такие результаты массовой творческой деятельности, как фольклор и постфольклор. В подростковой среде отмечена вторичная актуализация художественных практик, ранее имевших ограниченное бытование. Так, в XX в. возродилась девичья альбомная традиция^{[10] [12]}, в прошлом характерная лишь для представительниц привилегированного сословия. Наметилось размывание границ между профессионализмом и любительством. Дети стали активнее использовать образцы взрослой смеховой культуры, в частности, так называемые «садистские стишки». Для их авторов это были остросатирические произведения, направленные на дискредитацию ложного пафоса советской эпохи, однако такое толкование вряд ли применимо к художественному сознанию современного подрастающего поколения. Тезис о психотерапевтической функции «садистских стишков», позволяющей с помощью смеха дистанцироваться от страха смерти^[13], имеет под собой основание, но настораживает легализация и даже эстетизация внутренних влечений личности, связанных с агрессией и жестокостью^[14]. При отсутствии у молодежи должного жизненного опыта это — опасная тенденция. История свидетельствует, что прямые запреты не дают результатов. Необходимо своевременно знакомить детей с фольклорной классикой, формируя параллельный культурный ресурс, в основе которого должен лежать художественный опыт предшествующих поколений.

• [1] Архив ИИАЭ. Л. 69—70.
• [2] Виноградов Г. С. Детская сатирическая лирика. С. 681.
• [3] Архив ИИАЭ. Л. 71.
• [4] Шейн П. В. Великорусе в своих песнях ... С. 196.
• [5] Там же. С. 196.
• [6] Архив ИИАЭ. Л. 62.
• [7] Бессонов П. Детские песни. С. 48.
• [8] Архив ИИАЭ. Л. 63.
• [9] Виноградов Г. С. Детская сатирическая лирика // Русский школьный фольклор /сост. А. Ф. Белоусов. М., 1998. С. 675.
• [10] Архив ИИАЭ. Л. 75.
• [11] Архив ИИАЭ. Л. 75.
• [12] Русский школьный фольклор. С. 269—362.
• [13] Детский фольклор: итоги и перспективы изучения. С. 226—233.
• [14] Каргин А. С., Хренов Н. А. Фольклор и кризис общества. М., 1993. С. 120.