Политическая партия: определение понятия

Сегодня существует огромное количество дефиниций политической партии. Как заметил однажды немецкий политолог Х.-Д. Клингеманн "природа партий, как и природа красоты, зависит от взгляда наблюдателя". Однако практически все определения носят функциональный характер. Поэтому достаточно условно все их множество можно разделить на две большие группы:

• - их авторы считают важнейшими для партий функции артикуляции и агрегации социальных интересов и формулирования общенациональных целей. Такого рода определения близки по содержанию к классическому определению "политической партии", принадлежащее одному из основателей европейского консерватизма, английскому мыслителю и политическому деятелю Э. Берку: "Партия — группа людей, придерживающаяся общих принципов и объединившаяся для обеспечения общими усилиями национальных интересов";
• - исследователи, принадлежащие к этой группе, акцентируют в качестве ключевой для партий функцию борьбы за власть и участия во власти. Такова дефиниция Й. Шумпетера: "Партия это не группа людей, способствующая осуществлению общенационального интереса, скорее это группа людей, которая, исходя из общих принципов, стремится к политической власти", или более современное и в большей степени соответствующее природе нынешних массовых партий определение К. фон Бейме: "Партии — это общественные организации, конкурирующие между собой на выборах во имя достижения власти".

Более широкое "зонтичное" определение, которое охватывает партии, использующие не только состязательные и сдерживающие, но и подрывные стратегии в борьбе за власть, предложил К. Джанда: "Партия — это организация, преследующая цель замещения правительственных должностей своими признанными представителями".

Пытаясь сформулировать универсальное определение политической партии, американский политолог Д. Лапаломбара указал на четыре образующих партию признака:

• - любая партия есть носитель идеологии или особого видения мира и человека (мировоззрения);
• - партия — это организация, т.е. достаточно длительное институализированное объединение людей на разных уровнях политики (от местного — до международного);
• - цель партии завоевание и осуществление власти;
• - каждая партия старается обеспечить себе поддержку народа — от голосования за нее до активного членства.

Причем, первый и третий признаки это то, что отличает политические партии от заинтересованных групп, а второй и третий это то, что отличает их от общественных движений.

Проблема идентификации различных видов групповых объединений является предметом пристального внимания исследователей. Так английский политолог Г. Джордан считает, что партии и группы интересов с точки зрения их функциональных и организационных особенностей нередко перетекают друг в друга. На этом основании он делает предположение, что "дефиниции партии и группы интересов должны частично совпадать, пересекаться, накладываться друг на друга: ведь перед нами не дискретные явления. Использование только одного критерия, такого, например, как "не стремящиеся к власти", не дает удовлетворительного результата".

Типологии партий и партийных систем

Простейшая и наиболее распространенная классификация политических партий (деление их на "левые" и "правые") обязана своим происхождением Великой французской революции. Так уж случилось, что в 1789 г., когда созванные королем Генеральные штаты провозгласили себя Учредительным собранием противники короля, сторонники радикальных мер и приверженцы принципа "народного суверенитета" сидели слева от председательствующего, а сторонники монархии, сохранения "статус-кво" и завершения революции — справа. Современное употребление этих терминов связано с появлением социал-демократических и коммунистических партий. К левым стали относить тех, кто признает высшей ценностью социальную справедливость и борьбу за нее провозглашает своей целью (смещение вправо, в этом случае, означает постепенный отказ от этой ценности). Сравнительные исследования партийных выявили общую тенденцию, в соответствии с которой "партии всегда остаются более развитыми слева, чем справа, поскольку они всегда более необходимы на левом фланге, чем на правом", так как у правых сил, как правило, гораздо больше политических ресурсов и каналов влияния на политический процесс.

Принцип ранжирования политических сил по оси "правые — левые" служит сегодня наиболее доступным ориентиром самоопределения в политическом пространстве и получения информации в ходе выборов для западного деполитизированного обывателя. Д. Фукс и Х.-Д. Клингеманн рассматривают "схему левые — правые, как механизм упрощения, который служит в первую очередь для обеспечения функций ориентации индивидов и функции коммуникации в политической системе". Так, они обнаружили, что более 90% западногерманских и голландских избирателей имеют хотя бы минимальное представление о ярлыках "левый" — "правый", в то время как в США эта цифра оказалась меньшей в силу того, что эта схема тесно связана с европейской политической традицией, с расхождениями, характерными для партийных систем Европы.

По данным западноевропейского социологического исследования, правые политические позиции выражаются в приоритете национально-патриотических ценностей, склонности к милитаризму и поддержке в рамках существующих демократических институтов порядка в обществе, в уважении к сложившимся традициям, нормам и авторитетам. Левые выступают за справедливость, мир, свободу самовыражения и развития индивида, терпимость, ослабление различных нормативных "запретов", интернационализм. Выступая за равенство и перераспределение доходов в пользу менее имущих слоев, они не противопоставляют его свободе: большее экономическое и социальное равенство является для них предпосылкой более свободной жизни для всех, а не только привилегированных слоев общества.

Развитием данной типологии, стала классификация партий в зависимости от идеологических предпочтений. В соответствии с ней партийно-политический спектр включает слева на право: левых радикалов (коммунисты, троцкисты, анархисты и др.), левых реформистов (социал-демократы), либералов, консерваторов, правых радикалов (фашисты, национал-экстремисты).

Как отмечает Ф. У. Паппи: "начиная с Даунса, идеология обсуждалась, как один из возможных способов получения информации с наименьшими затратами. Такое использование идеологии нельзя путать с идеологическим мышлением в смысле "политической искушенности"... Изначально ожидалось, что доля граждан имеющих "идеологию" в этом смысле, среди американского электората составляет 2,5%, еще 9% тех, кто близок к этому. Несмотря на то, что эти цифры для американского электората выросли по сравнению с нижними значениями в конце 50-х годов, идеологическое мышление осталось исключением из правила и не превратилось в мощный инструмент сбережения интеллектуальных усилий для тех, кто пытается ориентироваться в мире политики".

В то же время линейный характер спектра и содержательные критерии типологии затрудняют определение места тех или иных реально существующих, а значит динамично развивающихся, партий в этой классификации. Особенно трудно это сделать в условиях радикальных изменений политической системы.

Поэтому классификацию политических партий чаще всего осуществляют по признакам внутрипартийных структур.

Наиболее распространенной является типология М. Дюверже, который предложил разделять партии на массовые и кадровые. Их различие строится не на их численности, поскольку речь идет не о внешних различиях, а на особенностях организационных структур, основных направлениях деятельности, организационной стабильности, принципах руководства.

Примером массовой партии для М. Дюверже являются европейские социал-демократические партии, большинство из которых возникло во второй половине XIX в., в условиях введения всеобщего избирательного права, как политические организации рабочего класса и как антисистемные партии протеста, что и предопределило некоторые особенности их организации. "Привлечение новых членов представляет для нее (массовой партии) фундаментальную потребность с двух точек зрения — политической и финансовой. Она стремится, прежде всего, осуществить политическое воспитание рабочего класса, выделить в его среде элиту, способную взять в свои руки правительство и управление страной, члены партии, таким образом, составляют саму ее основу, субстанцию ее деятельности. Без членов партия представляла бы собой учителя без учеников. С финансовой точки зрения, она в основном опирается на членские взносы, уплачиваемыми ее членами".

Кадровые партии — это, по словам М. Дюверже, "объединения нотаблей" (лучших людей) с целью подготовки и проведения выборов с последующим сохранением контактов с избранными. Он различает несколько категорий нотаблей: 1) нотабли, которые своим именем или престижем повышают авторитет кандидата в депутаты и завоевывают ему дополнительные голоса;

• 2) нотабли, умеющие организовывать избирательную кампанию;
• 3) нотабли-финансисты. "То, что массовые партии достигают числом, кадровые партии добиваются путем отбора... Если понимать под членством то, что имеет признаком обязательство перед партией и, далее, регулярную уплату членских взносов, то кадровые партии не имеют членов" — писал М. Дюверже. Пик активности кадровых партий — это время выборов, в промежутках между ними они как бы "засыпают". В США именно от "нотаблей" зависит выдвижение кандидатов на все выборные посты, в том числе избрание выборщиков на национальный съезд, определяющий кандидатов в президенты. Взаимодействие между кокусами (группами партийных боссов по округам и графствам) устанавливается лишь во время выборов.

Классическое исследование данного типа партий (прежде всего американских и английских) осуществил в начале XX в. М. Я. Острогорский, пессимистически оценивший перспективы демократического развития, в условиях сосредоточения средств контроля и манипулирования политическим поведением масс в руках небольшого числа людей, входящих в партийный кокус. "Когда политические партии впервые появились в США, они представляли собой лишь группы влиятельных людей, организованные в политические клубы с целью выдвижения и проведения посредством выборов своих кандидатов в государственные органы. Процесс отбора и выдвижения кандидатов почти не подвергался никакой регламентации вплоть до конца XIX века, т.е. до тех пор, пока в отдельных штатах не были установлены в законодательном порядке правила, регламентирующие данный процесс" — пишут современные американские исследователи политических партий.

Выводы М. Я. Острогорского перекликаются с теми, которые получил Р. Михельс при анализе эволюции "классического" примера массовой партии — СДПГ. Именно он сформулировал так называемый, "железный закон олигархии" — фиксирующий неизбежность олигархического перерождения демократических партий в условиях прихода масс в политику и преобладание хорошо организованных властных элит над априори слабо организованным большинством.

Первоначально кадровые партии, в отличие от массовых, ориентировались на политическую мобилизацию, прежде всего, среднего класса и были "системными партиями". На современном этапе эти различия во многом нивелировались, кадровые партии были вынуждены заимствовать или имитировать многие структуры партий массовых, в значительной степени нивелировались идеологическая и классовая определенность, радикализм политических требований бывших партий протеста. В связи с этим М. Дюверже выделяет категорию полумассовых партий (например, партии, состоящие не только из индивидуальных, но и коллективных членов).

Классический пример такого рода — возникшая в 1900 г. Лейбористская партия Великобритании. С финансовой точки зрения — это массовая партия, так как партийные расходы покрывались преимущественно за счет взносов членов тред-юнионов, которые и были коллективными членами партии. Однако, во-первых, она никогда не была марксистской, а значит и антисистемной партией, во-вторых, как отмечает М. Дюверже: "Общее членство остается весьма отличным от индивидуального: оно не предполагает ни действенного включения в политическую жизнь, ни персональных обязательств перед партией. Это глубоко трансформирует ее природу".

Позднее классификация М. Дюверже неоднократно дополнялась.

Так, французский политолог Ж. Шарло предложил дополнить ее категорией партий избирателей. Он обратил внимание на то, что созданная Ш. де Голлем партия Союз демократов за республику (ЮДР) имела чрезвычайно неопределенные идейные установки и этим напоминала кадровую партию. В то же время ЮДР широко использовала методы вовлечения масс в политическую жизнь, практикуемую массовыми партиями, что и обеспечивало объединение вокруг партии и ее лидера даже избирателей с противоположными интересами.

Фиксируя изменения, происходящие в современных партийных системах Запада, политологи стали выделять еще несколько типов партий.

Во-первых, это партии, которым О. Киркхаймер дал название "партии хватай всех" (саtch.-all рапу), — универсальные или "народные" партии, утратившие идеологическую определенность и ориентирующиеся на максимальную мобилизацию электората, вне зависимости от его социальной принадлежности и идейных предпочтений. Для таких партий уже не столько важно массовое членство, сколько массовость электоральной поддержки. В них неизбежно увеличивается разрыв между группой лидеров — профессиональных политиков и рядовыми членами партии, снижается роль партийных активистов. Однако многие западные политологи считают, что будущее именно за такими партиями, так как они ориентированы на общественный, а не групповой интерес, более гибки и способны получать массовую поддержку на выборах.

Оценивая их характеристики, исследователи отмечают, что они сочетают в себе признаки как массовых, так и кадровых партий, являясь результатом своеобразной конвергенции двух партийных типов. Если с первыми их роднили — массовое членство и сохраняющаяся ориентация на определенные группы интересов, то со вторыми — рост влияния профессиональных политиков, персонализация партийного лидерства, растущая ориентация на мобилизацию избирателей, а не на собственных членов (поэтому лидеры партий отчитываются скорее перед первыми, нежели чем перед последними).

Во-вторых, это новые кадровые или "картельные" (электорально-профессиональные) партии — политические профессиональные (корпоративные) объединения менеджеров по государственному управлению, готовящие выборы и соперничающие между собой в том, кто способен предложить более профессиональное и менее дорогостоящее управление обществом и уловить наиболее существенные для электорального успеха интересы и настроения. Они почти не отличаются друг от друга, озабочены преимущественно организационно-техническими аспектами избирательных кампаний, однако более приспособлены к быстро меняющимся условиям электоральной конкуренции. Такие партии не стремятся к массовому членству, но борются за голоса избирателей, используя СМИ и вовлекая в свою орбиту лидеров общественных движений, представителей групп интересов и гражданских инициатив.

Таким образом, они представляют возврат на новом уровне к элитарным кадровым партиям, с заимствованием американского опыта. "Происходит "американизация" не только партий, но и политической жизни вообще, — отмечает К. Г. Холодковский. — Те черты американской партийно-политической системы, которые многие политологи считали архаичными, связанными с неразвитостью в США социальных конфликтов, характерных для индустриального общества, оказались, напротив, наиболее современными и в чем-то более продуктивными, по крайней мере, с точки зрения электоральных задач, которые все более поглощают внимание партийных лидеров".

Объединения такого рода, по мнению ряда специалистов, очень мало напоминают массовую партию, представляя собой скорее своего рода "информационно-технократический мутант", "электронный танк", таранящий избирательную систему, и уничтожающий всякие иллюзии относительно выявления "воли народа" и "демократичности выборов". "Картелизация" партий, врастание их в государственные структуры, несет в себе угрозу для гражданского общества.

Меняются и американские "кадровые" партии. В результате структурных реформ, осуществленных в демократической партии в 1969—1972 гг., утратили свое былое влияние на процедуру выдвижения делегатов на партийный съезд (а значит и определение кандидата партии на президентский пост) местные организации в избирательных округах и даже штатах. Теперь задача определения кандидата партии в президенты решается в ходе первичных выборов (праймериз). Впервые первичные выборы были проведены еще в 1912 г., однако в конце XX в. их роль неизмеримо возросла. В 1972 г. праймериз демократов были проведены в 18 штатах, в 1976 г. — 27, в 1980 г. — 35, в 1984 — 30, в 1988 — 37, в 1992 г. — 40. Под влиянием демократов увеличивали число своих праймериз и республиканцы. При этом в ряде штатов к голосованию на первичных выборах приглашались не только "свои" избиратели, но и "чужие".

В последнее время, наряду с традиционной практикой выдвижения кандидатов для голосования на праймериз "партийными боссами", получает распространение их "петиционное" выдвижение путем сбора подписей. Тем самым, казалось бы, происходит демократизация процедуры, и воля избирателей открыто ставится выше воли активистов партий и ее руководства. Однако данная практика зачастую открывает путь для формально демократического выдвижения кандидатов, от могущественных, обладающих значительными политическим ресурсами, групп интересов.

В-третьих, это политические объединения, построенных по типу "вождистской партии" (Национальный фронт Ж. М. Ле Пена, Австрийская партия свободы Й. Хайдера, ЛДПР В. В. Жириновского и др.), которые получают преимущество перед политическими соперниками не только на стадии выборов, за счет жесткой дисциплины и беспрекословного подчинения воле лидера, но и в парламенте. Парламентские фракции, созданные на базе таких партий, гораздо более эффективно отстаивают свои партийные интересы в процессе внутрипарламентской борьбы, поскольку жесткая фракционная дисциплина "превращает их в машины, ведомые руководителем партии".

В-четвертых, это проблемно-ориентированные партии, ставящие своей целью разрешение проблем, чуждых традиционным политическим объединениям. Ярким примером здесь могут служить проблемы защиты окружающей среды, ставшие предметом заботы "зеленых", или появление региональных партий, отстаивающих требования децентрализации государственной власти и т.д.

Появление данного типа партий — свидетельство кризиса партийных систем Запада, "симптомы ее вырождения". Некоторые авторы даже приводят целый список причин, обусловливающих "упадок партий" — это "изобилие, усиление государства, появление универсальных партий, неокорпоратизм, рост политической роли средств массовой информации, новые политические проблемы и расколы (например, между интересами экономического роста и защитой окружающей среды), трудности в функционировании государства, постиндустриализм".

В целом современные партийные системы стран Запада характеризуется следующими чертами:

• - произошло "усреднение" социальной адресации программ и лозунгов политических партий;
• - сгладились противоречия по линии "левые — правые". В 1950—1970-е гг. "правые" приняли "правила игры", разработанные "левыми" (социальное государство), в 1980—1990-е гг. "левые" восприняли положительный опыт "консервативной волны";
• - произошло упрощение партийной структуры по линии лидер — аппарат — партийная масса. Лидер все более олицетворяет партию;
• - углубилась профессиональная система политического управления (окончательно оформился "политический класс"). Вместе с тем широкое развитие получили альтернативные движения, которые омолодили одряхлевшую партийную систему новыми идеями и формами политической организации.

Под партийной системой обычно понимают конфигурацию политического пространства, составленного из независимых элементов (партий) и определяемого их количеством, параметрами (численность избирателей, тип структуры и др.) и коалиционными возможностями. Я.-Э. Лэйн и С. Эрсон, исходя из того, что партийные системы состоят из отдельных элементов и взаимосвязей между ними, представляющих нечто большее, чем их сумма, определяют ее как "совокупность политических партий, действующих в стране на основе определенной организационной модели, которую характеризуют свойства партийной системы".

Однако вопрос о свойствах, концептуально важных для теории партийных систем, вызывает дискуссию среди исследователей.

А. Лейпхарт выделил такие свойства партийной системы как: 1) минимальные, выигрышные коалиции; 2) продолжительность существования правительства; 3) эффективное число партий; 4) количество проблемных измерений; 5) непропорциональность результатов выборов. Другие ученые добавили к этим характеристикам, следующие критерии: 6) уровень межпартийной конкуренции; 7) степень устойчивости избирательных предпочтений и др.

Большинство из предлагаемых в литературе типологий партийных систем носит количественный характер, поскольку их главным критерием является число партий, действующих на политической арене. Однако этот, на первый взгляд, чисто формальный критерий чрезвычайно важен. М. Дюверже даже утверждал, что "различие по признаку "однопартийная — двухпартийная — многопартийная система" может стать основным способом классификации политических режимов".

Поскольку характер партийной системы оказывает заметное воздействие на избирательный процесс и на процесс принятия политических решений при классификации партийных систем во внимание принимаются следующие критерии: 1) число эффективных партий; 2) наличие или отсутствие доминирующей партии или коалиции; 3) уровень соревновательности между партиями.

В работе "Партии и партийные системы" Дж. Сартори, руководствуясь критериям движения от властного монизма к политическому плюрализму и учитывая только крупные партии, обладающие либо "потенциалом для коалиции", либо "потенциалом для шантажа" (каким, например, в недавнем прошлом обладали коммунистические партии в Италии и Франции), выделяет семь основных типов партийных систем. Это:

• - "однопартийные" системы (СССР, Куба), где фактически партия "срастается" с государством;
• - системы "партии-гегемона" (Болгария, Китай, Польша) — наряду с правящей партией, существуют партии-сателлиты, признающие "руководящую роль правящей партии" и реально не влияющие на процессы принятия решений;
• - системы с доминирующей партией (Мексика, Япония), где долгие годы, несмотря на наличие основных демократических процедур и множества партий, одна партия регулярно побеждает на выборах и доминирует во властных структурах;
• - системы "простого плюрализма" (двухпартийная система — США, Великобритания) где две основных партии сменяют друг друга у власти, лишая каких-либо шансов на победу "третью силу";
• - системы "умеренного плюрализма", где "нормальное количество (партий)... три или четыре" (Бельгия, ФРГ, Швеция и др.);
• - системы "крайнего плюрализма" (более пяти партий — это Италия, где до 1993 г. в парламенте было представлено восемь партий, Финляндия), где затруднено формирование устойчивых партийных коалиций и возможна поляризация партийного спектра. Дж. Сартори для характеристики партийной системы Италии до 1993 г. употребляет термин "система поляризованного плюрализма", поскольку эта система отличалась от других, подобных ей, противостоянием двух партий, находящихся на противоположных полюсах политического спектра и обладающих наибольшими "ресурсами власти" (Христианско-демократическая партия) и "ресурсами шантажа" (Итальянская коммунистическая партия);
• - атомизированные системы (Малайзия — свыше восьми партий), где происходит распыление влияния и дисперсия ролей.

Для Дж. Сартори и двухпартийные, и умеренно многопартийные системы центростремительны, тогда как крайне многопартийные — центробежны. "Если в политической системе преобладают центростремительные тенденции, то это означает, что проводимая политика является взвешенной, тогда как не отличающийся умеренностью или экстремистский политический курс отражает преобладание центробежных сил... приводит к политическому тупику и парализует деятельность правительства".

Таким образом, по мнению многих западных исследователей (Дж. Сартори, А. Лейпхарт, М. Херманн, М. Тейлор и др.) умеренная многопартийность является оптимальным условием для стабильной демократии.

В типологии американского политолога П. Ордешука вводится иной критерий — наличие (или отсутствие) одной, двух и более доминирующих на политическом пространстве партий ("партий большинства"). В результате исследователь выделяет три типа партийных систем:

• - двухполюсная система (США, Великобритания);
• - однополюсная система (Япония, Мексика);
• - многополюсная система (Нидерланды, Бельгия и др.).

Возможна и более подробная градация.

В сравнении партийные системы обычно исследуют по пяти главным измерениям, предложенным Я.-Э. Лэйном и С. Эрсоном на основе факторного анализа 14 показателей, выделенных на материале 272 выборов в 16 европейских странах в 1920—1984 гг. для европейских партий:

• - дробность (колебания численности и силе единиц, составляющих партийные системы);
• - функциональная ориентация (различия между традиционными классовыми партиями и партиями конфессиональными, этническими, региональными);
• - поляризация (колебания в идеологических предпочтениях между партиями по "лево-правой" шкале);
• - радикальная ориентация (различия в степени влияния крайне левых и правых партий);
• - изменчивость (различия в суммарной мобильности между партиями).

Анализ изменений данных характеристик — основная проблема в компаративном анализе партийных систем.

Партийная система есть результат воздействия множества факторов, которые влияют на их конфигурацию и динамику изменений. М. Дюверже предложил разделить эти факторы на:

• - общие — это институциональный дизайн политической системы в целом, который определяет способ действий политических партий, выбор ими стратегий поведения, но для нас наиболее важен избирательный режим, оказывающий воздействие на количество партий, их численность, специфику формирования партийных коалиций, размеры представительства в парламенте и т.д.;
• - специфические для каждой страны — это национальные традиции и история, экономическая и социальная структура, тип политической системы, наличие постоянного раскола / расколов общества, конфессиональные предпочтения населения, этнический состав и др. ("национальный контекст"). Так, по мнению С. Роккана, для тщательного анализа конфигурации партийных систем той или иной страны следует учитывать процессы исторически складывающихся партийных альтернатив, развитие конкуренции в политике и утверждение системы всеобщих выборов, структуру оппозиционных сил и точек раскола. При этом разнообразие западноевропейских партийных систем отражает историю конфликтов и компромиссов каждого государства по трем из четырех линий расколов, возникших в результате двух революций — национальной и промышленной.

Сегодня политическим элитам Запада все труднее направлять политическое поведение массового избирателя, несмотря на применяемую тактику "прислушивания" к воле избирателей, все более активное использование Интернет для установления интерактивной связи и получения дополнительной информации о настроениях "новых категорий избирателей". Дело в том, что, как отмечает П. Хирст, "современные политики в передовых государствах действуют в рамках узкого политического спектра, где все они претендуют быть демократами. Кроме того, все они воспринимают рыночную систему как единственно возможную форму экономической организации. И все же демократия, которую они поддерживают, есть только узкий плебисцитарный вариант демократии, в рамках которой народ периодически называет своих избранных хозяев... В этих обстоятельствах у избирателей есть выбор между вариациями одного и того же, и они демонстрируют все большее безразличие к политическому процессу и все больший цинизм в отношении к тому, чего с его помощью можно достичь".

Тенденции персонификации политики, профессионализации партийной верхушки, превращения ее в замкнутый и самодостаточный "политический класс" приводят к росту дистанции с рядовыми членами партии. В свою очередь ослабление влияния партийной массы и рядовых активистов на процесс принятия решений, делают менее эффективной обратную связь государства с гражданским обществом, и превращает партии в "полугосударственные агентства" и "электоральные машины", лишая гражданское общество эффективного канала влияния на государственную власть.

И тем не менее политических институций более эффективно выполняющих все многообразие функций политических партий пока не появилось. Тем более что партии реагируют на изменение ситуации, модернизируют свою структуру, сокращают бюрократический аппарат, осуществляют попытки внедрения в партийную жизнь элементов прямой демократии, т.е. достаточно гибко учитывают изменение настроений избирателей и в целом небезуспешно приспосабливаются к новым условиям.

Хотя партии и внушают сегодня определенное разочарование, вряд ли можно говорить об их окончательном провале в качестве носителей демократии. "Утверждение о том, что партии не играют никакой роли в посредничестве на выборах или в формировании правительства или их роль незначительна, не убедительны, хотя, быть может, партии и не столь влиятельны, как это представлялось политологам прежних поколений". Действительно, партии занимают одно из последних мест среди институтов, заслуживающих доверия избирателей. Даже в благополучной, обладающей эффективной политической системой Швейцарии партиям доверяет лишь 12% опрошенных — намного меньше, чем армии, церкви, судам и кантональным правительствам. В США количество независимых избирателей, не идентифицирующих себя с какой-либо из двух доминирующих на политической арене страны партий, выросло с 1952 г. по 1998 г. в полтора раза (с одной пятой до более трети от всего электората). Две трети американцев, родившихся после 1959 г., считают, что ни одна из партий не способна эффективно решить наиболее насущные проблемы Америки.

Особенно важна роль партий в условиях модернизации общества, они сами и порождение политической модернизации, и ее инструмент: "Политические партии представляют собой отличительную особенность современной политики, но в другом отношении это не исключительно современный институт. Функции партии — организация участия населения в политике, согласование интересов, обеспечение связи между общественными силами и государством. Выполняя эти функции, партия неизбежно отражает политическую логику, а не логику эффективности. Бюрократия с ее дифференцированной структурой и системой продвижения в зависимости от заслуг с точки зрения этой второй логики более современный институт, чем политическая партия, функционирование которой основано на патронаже, влиянии и компромиссе. На этом основании идеологи модернизации, как и защитники традиции, нередко отвергают и порочат систему партий. Они пытаются модернизировать свое общество политически, не создавая института, который обеспечивал бы политическую стабильность этого общества. Они стремятся стать модернизированными в ущерб политической сфере и терпят неудачу: невозможно преуспеть в модернизации, пренебрегая политикой" — подводит итог С. Хантингтон.