География культуры: в поисках истоков
Культура родилась из культа.
Истоки ее — сакральны.
Н. Бердяев, русский философ
Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги.
Антуан де Сент-Экзюпери
География культуры — новое направление географии в России, которое получило развитие главным образом в последние два десятилетия. Ее появление (так же как и ряда других направлений, например, геополитики, краеведения) связано с изменением идеологии нашего государства. В отличие от зарубежной науки, ряд направлений в отечественной географии был практически запрещен (те же геополитика и краеведение), а другие (география культуры) не получили должного развития. Однако если за рубежом с начала XX в. возникло целое научное направление (уже давно издаются даже журналы Culture Geography), в нашей стране его полноценное формирование задержалось на многие десятилетия.
Книга посвящена не вообще географии культуры, а ее истокам. Их понимание значимо в равной мере, разумеется, не для всех направлений этой науки, особенно географии инновационной культуры, а только для исследования в географическом ракурсе традиционной культуры. А между тем оптимальное отношение этих двух ветвей в рамках единой культурной географии во многом определяет национальное разнообразие, многообразие культур народностей и народов планеты.
Краткая история развития культурной географии в России
Зарождение культурной географии относится к 20-м гг. XX в. Во многом оно связано с именами американского географа, выходца из Германии, Карла Зауера (рис. 1.1) и немецкого географа
О. Шлютера. С их именами в первую очередь ассоциируются понятия «культурный ландшафт» и «культурная география». Так, согласно Зауеру, культурный ландшафт отличается от природного слоем культуры. Причем культура является внешней действующей силой (агентом), а природное образование по отношению к нему — средой. Результатом этого взаимодействия и является культурный ландшафт. Впрочем, новое направление в географии было не случайным и базировалось, в том числе в дальнейшем, на разработках французской школы географии человека (Элизе Реклю (рис. 1.2), Видаль де ля Бланш), немецкой антропогеографии (Фридриха Рат-целя и Альфреда Геттнера).
Все эти географы рассматривали деятельность человека неразрывно от географического пространства. Географы французской школы в своих страноведческих исследованиях уделяли культурным аспектам деятельности человека больше внимания, чем природным особенностям. А ведь именно это и определяет специфику современной отечественной культурной географии. Элизе Реклю справедливо связывал культуру с трудом человека. Он относил к элементам культуры такие, например, результаты деятельности человека, как сооружение водохранилищ, строительство каналов, осушение болот.
Рис. 1.1. Карл Зауер (1889—1975), американский географ, «отец географии культуры»
Рис. 1.2. Элизе Реклю (1830—1905), французский географ и путешественник
Альфред Геттнер (1859—1941) (рис. 1.3) считал, что религиозные воззрения, духовные устремления человека (так же, как и он сам) являются составной частью географического пространства (ландшафта). Именно ландшафт связывает все явления в земном пространстве. Не к этому ли пришли и отечественные геокультурологи в конце XX в.? Сказанное объясняет специфику географии культуры Западной Европы и Америки, хотя и получившую разнообразные разветвления, однако в корне не изменившуюся до сих пор.
В России начальный этап становления географии культуры произошел также в начале XX столетия. Как и за рубежом, он был, несомненно, связан со страноведческими работами, в частности, связанными с фундаментальным географическим описанием России. Весьма зримо он ассоциируется с именем будущего академика и президента Географического общества СССР Л. С. Берга (1876— 1950) (рис. 1.4). Именно им был впервые использован термин «культурный ландшафт», в котором человек (в отличие от природного ландшафта) и произведения его культуры играли важную роль.
Однако впоследствии вплоть до конца XX в. география культуры в России все же не получила должного развития. Возможно, отчасти это было обусловлено выведением этнографии (этнологии) из преподавания на факультетах географии в университетах страны (исключительно по идеологическим соображениям) и переводом ее на факультеты истории. Частично это связано также и с тем, что географы (в особенности географы-естественники (физико-геогра-фы)) в России (в СССР) практически, в отличие зарубежных студентов, не получали должной гуманитарной составляющей в своем образовании.
Рис. 1.3. Альфред Геттнер — немецкий географ, основатель современной немецкой географии
Рис. 1.4. Академик Л. С. Берг — один из основоположников географии культуры в России
Практически в СССР после Второй мировой войны развивалась (причем главным образом усилиями экономико-географов) только периферическая область взаимоотношения культуры и географии, а именно культура природопользования (в том числе культура лесонасаждений, мелиорации земель), некоторые социальные аспекты геокультурологии.
Масштабное многоаспектное развитие географии культуры в России, которое началось в конце XX в., связано, прежде всего, с начинаниями географов-естественников (Ю. А. Веденина и его коллег, Н. В. Ка-луцкова и его соавторов), а также экономико-географов А. В. Новикова, А. Г. Дружинина, В. Н. Стрелецкого, а позднее Д. Н. Замятина. Пионерские исследования позволили им подойти к разработке теоретико-методологических основ географических исследований культуры.
Термин «география культуры» (в наименовании многих географов — культурная география) используют многие специалисты, и не только географы. Однако существенный вклад в это направление внесен именно географами. Среди негеографов большой вклад в географию культуры внес Н. М. Теребихин, а также специалисты по этногеографии, этнической экологии.
Разумеется, как для всего нового, и здесь возникают споры — самостоятельная ли это наука и относится ли она к географии, что следует включать в нее и т. д. Попытки ответить на эти вопросы предпринимают как географы, специализирующиеся в области общественной географии, так и географы-естественники.
Большое влияние на развитие географии культуры в мире и в России в частности оказали воззрения основателей учения о ноосфере, сфере разума — палеонтолога, философа, путешественника Тейяра де Шардена (Франция) и геолога, биолога и философа В. И. Вернадского (Россия). Несомненно, также воздействие на развитие представлений о цикличности мировых культур, исторического процесса в целом оказали труды английского философа и историка А. Д. Тойнби и немецкого философа О. А. Шпенглера (рис. 1.5).
Приведем выборочно определения понятия географии культуры некоторых наиболее известных в этой области знания отечественных исследователей. Согласно пионерским оригинальным исследованиям А. В. Новикова, культурная география может быть понята как метафизика территории, метафизика пространства, которая «делает акцент прежде всего на территориальной общности, а не на этнической и социальной». Поддавшись взглядам западных авторов (а российских в то время практически не было), автор явно умалил роль этнокультурной, не говоря уже о природной составляющей в геокультурологии[1].
Рис. 1.5. Освальд Шпенглер (1880—1936), автор идей о цикличности истории, возникновении, расцвете и гибели культур Согласно мнению другого экономико-географа, В. Н. Стрелецкого, «культурную географию можно определить как науку, объектом изучения которой является пространственное разнообразие культуры и ее распространение по земной поверхности»[2]. С этим определением можно согласиться при условии, если будет исследоваться не только пространственная (горизонтальная) составляющая различия культур планеты, но и ее глубинная (вертикальная) составляющая, позволяющая учесть истоки каждой культуры. А ведь это во многом и обусловливает своеобразие национальных культур. Географ-обществовед Ю. Н. Гладкий в своих работах по культурной и гуманитарной географии неявно склоняется к отождествлению их обеих, следуя традиции европейских и американских географов. Такое мнение обусловливается Ю. Н. Гладким тем обстоятельством, что культура, так или иначе, «пронизывает» самые различные направления общественной и социальной географии. С последним можно согласиться, что не означает такую же «расплывчатость» географии культуры. Этот автор, в отличие от упомянутой традиции, все же считает, что философское обоснование «географичности культуры, вероятно, должно основываться на тщательном учете фактора именно “природного субстрата”». Ю. А. Веденин и его коллеги по Институту Наследия, в котором в России под его руководством и осуществлялся наиболее широкий спектр исследований в области культурной географии и наследия, придерживаются весьма многоаспектного понимания культурной географии. Они включают в него, в частности, этнокультурную, конфессиональную, лингвистическую, а также сакральную, эстетическую, ментальную составляющие. Некоторые авторы среди прочих подчеркивают хозяйственнокультурный аспект этой дисциплины. Наконец, отдельные исследователи выделяют эколого-культурную составляющую геокультурологии, в том числе останавливаясь на отражении геоэкологических явлений в литературе. Наиболее содержательные аналитические обзоры исследований в области культурной географии выполнены для стран Запада Ю. Н. Гладким и М. В. Майксел, а для России — В. Н. Стрелецким. Автор книги попытается ответить на поставленные вопросы об истоках географии культуры, исходя не столько из теории, сколько из практики исследований в этом направлении в России и, отчасти, собственного опыта подобных исследований. Они проводились в области сакральной географии, географии наследия, семиотической географии, географических исследований на стыке с археологией в Карелии, Ленинградской, Псковской, Мурманской, Новгородской областях и в Хакасии. По нашему мнению, предметом исследования географии культуры, возникшей на стыке географии с целым рядом гуманитарных наук (историей, этнологией и др.), если сказать коротко, являются географические аспекты феномена «культура». Подобным же образом такие науки, как, например, политическая, военная география, отличаются от (соответственно) политологии или военного дела именно своей географической направленностью. При этом имеются в виду, в частности, привязка феномена культуры к ландшафту, географическому пространству в целом, изучение территориальных закономерностей, а также временной изменчивости в связи с пространственными особенностями, изучение связи с различными особенностями ландшафта и географического пространства. Среди ее составляющих следует также назвать географическое районирование явлений культуры, разумеется, картографический анализ (с помощью разнообразных специальных карт) и другие приемы представления и изучения феномена культуры как географического явления. Напомним определение понятия культуры философом Н. Бердяевым (рис. 1.6): «Культура родилась из культа. Истоки ее — сакральны»[3]. Заметим также, что ниже пойдет речь о феномене «культура» только в узком смысле этого термина (как его и понимают специалисты, занимающиеся ею, и культурологи) и ни в коем случае не в значении ее, равнозначном цивилизации. Вспомним Н. К. Рериха (1874—1947) (рис. 1.7), художника, путешественника, философа, согласно которому культура не равнозначна цивилизации: она имеет духовное значение, а в основе цивилизации — гражданственное, общественное строение жизни. В его произведениях (картинах и литературных творениях) ощущалась неразрывная связь явлений культуры и природы. Рис. 1.6. Философ Н. А. Бердяев Рис. 1.7. Художник, путешественник и философ Н. Рерих За рубежом иногда географию культуры пытаются отождествить с гуманитарной (то есть со всей общественной) географией, однако в большинстве случаев все же справедливо считают ее разделом последней. Среди упоминаемых авторами исследователей не все являются географами, однако все они внесли малый или большой вклад в рассматриваемое направление науки. Базовой составляющей направления географии культуры является природная обстановка в том или ином регионе, в котором рассматривается культурный феномен. Существование зависимости объектов традиционной культуры от природных особенностей — давно установленный факт. Однако детали этой зависимости требуют специальных исследований, поскольку варьируются для разных видов геокультурных феноменов (например, для мегалитических памятников, народных орнаментов или для топонимов). Пространственно-временные вариации специфики этой зависимости смогут наиболее отчетливо просматриваться при использовании ландшафтного похода. Концепция неразрывной связи культурного феномена с природным окружением ориентирует на исследование различных аспектов геообстановки. Одним из ключевых понятий при этом становится геокультурное пространство. Под ним можно понимать территорию, насыщенную культурными феноменами, как материальными, так и духовными (ментальными). Формирование геокультурного пространства происходит в процессе исторического освоения территории. При этом формирующиеся культурные феномены не просто проецируются (накладываются) на ту или иную территорию. Каждый из них несет в себе определенный «заряд» природной обстановки, которая существовала в период возникновения нового культурно-исторического события, запечатленного в культурном феномене (народном сказании, памятнике — крепости, монастыре). Разумеется, можно выделить разные уровни геокультурного пространства. Самые крупные — в масштабе страны, группы стран и, наконец, субконтинентальных регионов. Макромасштабные различия геокультурного пространства будут определяться, прежде всего, этническими, языковыми, расовыми и религиозными особенностями. Заметим, что эти факторы — внешние, видимые. Глубинными являются природные особенности, которые требуют смыслового раскрытия. Внешние факторы (общественно-географического развития) определяют, например, различия геокультурного пространства Польши и Норвегии. Жители этих государств (поляки и норвежцы) говорят на языках далеких друг от друга языковых групп, принадлежат к разным религиозным конфессиям (первые в основном католики, а вторые — лютеране). Многовековое освоение жителями Польши и Норвегии территорий (соответственно) к югу от Балтики и к северу от нее, в северной части Скандинавии, равнинной в первом случае и гористой во втором, в процессе общественного развития обусловило неодинаковые специфические черты приспособления к местности, реакции на весь комплекс непохожих природных условий. Именно они, «вошедшие в кровь» жителей обеих стран, определившие их обычаи, менталитет в целом, являются значимыми в самоидентификации поляков и норвежцев как коренных обитателей районов их проживания. Поэтому геокультурные феномены на территории Польши и Норвегии, возникшие в процессе длительного освоения ее, разумеется, не похожи и сугубо самобытны. Более крупные единицы геокультурного пространства объединяют народы, говорящие на близких языках, например, славянской или германской группы языков, соответственно объединяющих в единое геокультурное пространство такие страны, как Швеция, Исландия, Дания, Норвегия, Германия и Австрия с одной стороны, и славянские государства (Польшу, Словению, Словакию и т. д.) с другой. Самые крупные единицы геокультурного пространства определяются религиозными факторами. Их сущность (так же как и этнических факторов) глубоко обусловлена природными особенностями, проявления которых, впрочем, трансформированы, иногда до неузнаваемости, общественными процессами. Одним из терминов и понятий географии культуры является культурный ландшафт. Одни специалисты делают акцент на духовную, другие — на этническую, третьи — на смысловую составляющие ландшафта (в последнем случае ландшафт как бы наделяется разными смыслами — символами, фольклором и т. д.). В России (и в бывшем СССР) длительное время (после Второй мировой войны) существует представление об антропогенных ландшафтах, иначе говоря — измененных деятельностью человека, выдвинутое физико-географом Ф. Н. Мильковым. При этом культурная составляющая в этом понятии резко сужена, поскольку речь идет преимущественно о производственной, сельско- и лесохозяйственной, а также военной деятельности. Тем не менее, многие специалисты приравнивали все антропогенные ландшафты к культурным. Многие отечественные физико-географы и особенно ландшаф-товеды (среди них А. Г. Исаченко, Г. А. Исаченко) считают ландшафт только сугубо природным феноменом, вопреки первичным представлениям о нем в период еще начального появления этого понятия (прежде всего, немецких географов). Такие образования, как дворцово-парковые ансамбли или города, рассматриваются ландшафтоведами только в качестве элементов природопользования, как результат вмешательства (преобразования) в природную среду. При этом они забывают, что термин «ландшафт» (в понимании — природный комплекс) в России давно уже вышел за пределы «классического» ландшафтоведения. Он используется географами и специалистами смежных наук (этнографами, археологами, филологами) в ином, расширенном толковании, так же как понятие «экология» давно переросло свои классические рамки и успешно применяется специалистами других наук. Экономико-географы стали использовать термин «экономический ландшафт». Ю. Н. Гладкий справедливо считает также, что понятие «геосистема» не должно быть узурпировано ландшафтоведами. Следует заметить, что за рубежом и представителями некоторых наук в России, прежде всего, биологии, вместо понятия ландшафт в природном его понимании давно и успешно используется понятие «экосистема». При этом оно никогда не включается в качестве составной части в культурный ландшафт. Предложения о большей целесообразности использования понятия «экосистема», как это и принято в международной практике, пока еще встречающие сопротивление, известны в нашей стране. Согласно узковедомственному представлению о ландшафте, элементы его культурного изменения или присущие ему, в особенности ментальные, не являются с позиции ландшафтоведов его составной частью. К счастью, культурная география в России не всегда зависит от подобных консервативных представлений. Новая волна представлений о культурном ландшафте включила в него многоаспектную культурную составляющую. Приведем представления о нем ряда географов. Так Ю. А. Веденин, выдвигая ноосферную концепцию культурного ландшафта, выделяет в нем два слоя — природный и культурный. При этом специфика такого ландшафта определяется, прежде всего, интеллектуальным и духовным началами. Культурный ландшафт понимается как целостная система, совокупность природных, технических и социокультурных явлений. Ассоциация культурного ландшафта с ноосферой, сферой разума (в понимании концепций о ней философов, геолога и биолога В. И. Вернадского (1863—1945) (рис. 1.8) и палеонтолога П. Тейяра де Шардена (1881—1955) (рис. 1.9), а также, разумеется, автора понятия мыслящей оболочки Земли, которая формируется сознанием человека, — проф. математики Сорбонны, Париж, Эдуарда Леруа) несомненна. Ведь в качестве действующей активной силы в ней выступает человеческий разум, энергия культуры человечества, проявляющаяся на биогеохимическом уровне. Рис. 1.8. В. И. Вернадский, один из авторов создания учения о ноосфере, сфере разума и одна из его книг Согласно В. Н. Калуцкому[4], культурный ландшафт — это среда жизнедеятельности этнического сообщества, природно-хозяйственная этническая территориальная система. Не трудно видеть, что в данном случае делается большее ударение на этническую составляющую культурного ландшафта. Несомненно, это ключевое направление в геокультурологии. Однако оно несколько сужает это понятие (вне его, в частности, остаются социокультурная проблематика, географии культуры городов). Рис. 1.9. Пьер Тейяр де Шарден, французский палеонтолог и философ, один из создателей концепции ноосферы Своеобразен в представлениях о культурном ландшафте далекий от фундаментальной природной составляющей и от понятия «кормящий ландшафт» В. Л. Каганский. Он делает, в частности, акцент на герменевтику ландшафта. Р. Ф. Туровский в исследованиях по культурному районированию России (это исследование при всей своей дискуссионное™, несомненно, пионерское) понимает ландшафт как пейзаж. Исследования обоих авторов интересны и значимы. Обычно под термином «ландшафт» как за рубежом, так и во многом (у геокультурологов) в России подразумевается, скорее, территория, а иногда пейзаж. При таком подходе, разумеется, главным, доминирующим в этом термине является культурная составляющая. Впрочем, понятие «территория», особенно иногда понимаемое как «месторазвитие», также несет большую информацию и о природных особенностях (для тех, кто может их учитывать). Кроме того, территория, называемая также местом (place), обеспечивает человеку безопасное существование, составной частью которого является, как справедливо отмечает Уай-Фу-Туан, ориентирование на местности: «Место безопасно, пространство свободно» (“Place is security, space is freedom”). Ландшафт как место — это родина человека (Homeland). Разумеется, для географов-ландшафтоведов ландшафт является фундаментальным природным понятием. Занимаясь вопросами культурной географии в исследованиях феноменов культуры, они используют либо компонентный (более глубокий), либо комплексно-географический (позволяющий выявлять многие взаимосвязи) подход. Вместе с тем для всех других географов, а также специалистов других наук вполне допустимо и понятие ландшафта как пейзажа — особенно в таких случаях, когда в центре внимания отдельные аспекты культурной составляющей ландшафта, например, эстетической. Ничего предосудительного в этом нет. Вполне естественно также, что географы-обществоведы, изучая явления национальных культур с позиции социально-политических наук, чаще оперируют понятием «географическое пространство», а не «ландшафт» (при этом нередко используя термин «ландшафт»). Заметим, хотя авторы «новой волны» географии культуры в России практически все акцентируют внимание на природной составляющей культурного ландшафта, большинство из них на практике уделяют ему минимальное внимание. Что касается ментального аспекта культурного ландшафта, напротив, он признается меньшинством — в отличие от зарубежных географов. В отличие от встречающегося представления о культурном ландшафте как исключительно духовном понятии, целесообразнее и правильнее рассматривать его как смешанный природно-культурный феномен. В этом случае не только сохраняется научное представление о самом термине «ландшафт», принятое в России, но и еще раз подчеркивается первичность природной основы для дальнейшего развития на ней «надстройки» — духовных ценностей, как (говоря словами Ю. А. Веденина) видимых, материальных, так и невидимых (народные обычаи, песенное творчество). Поскольку составной частью исследований географии культуры являются не только пространственные закономерности явлений культуры, но и их временная изменчивость, для географов-естественников представляются важными изучение явлений цикличности и эволюции культурных ландшафтов, прежде всего их природной основы, а также проведение палеогеографических исследований.
